В год чертовой дюжины, и даже пары, 2 по 13, непременно должны иметь место странные и неожиданные происшествия. К подобным несомненно можно отнести две книги, двух романистов, не о деньгах и смерти, и даже не о любви, как это предписывают законы ремесла, а о бумаге и словах, буквально о чужих текстах. Речь идет об Андрее Тургеневе (он же Вячеслав Курицын), авторе среди разнообразных прочих таких художественных книг, как «Любовь и зрение: Повести. 1996» «7 проз: Рассказы, повести. 2002», «Месяц Аркашон. 2003», «Спать и верить. Блокадный роман. 2007» и Сергее Солоухе ( «Шизгара. 1993». «Клуб одиноких сердец унтера Пришибеева. 2001», «Игра в ящик. 2011»). Первый из упомянутых сочинителей, опубликовал в 2013 свою работу «Набоков без Лолиты. Путеводитель c картами, картинками и заданиями. М. Новое издательство, 2013» – подробный с микроскопом и циркулем анализ всего корпуса текстов русского гения, а второй, в свою очередь, книгу «Ярослав Гашек. Швейк. Комментарии к русскому переводу. NY, Franc-Tireur USA, 2013» – не менее подробный и скрупулезный разбор, но всего лишь одного текста, зато какого, гениального романа гениального чеха, ставшего такой же частью русской культуры, как Лужин и Лолита. Не удивительно, что подобные подвиги на ниве родной словесности должны и могут сближать, и с этой точки зрения вполне естественным кажется желание одного автора поговорить с другим. Итак, Вячеслав Курицын пишет Сергею Солоуху, а Сергей Солоух отвечает Вячеславу Курицыну, и результатом становится уже совместный текст, не только о том, как книга, равно своя или чужая, нам строить и жить помогает, но и о том, какие удивительные формы сама по себе, в плане видов издания и способов распространения, может принимать в современном мире, как одинарных, так и двойных чертовых дюжин.

Вячеслав Курицын: Вы говорите, что книжка спасла Вам жизнь. Можно поподробнее?

Сергей Солоух: Можно, хотя рассказ будет отдавать профанацией. Разбалтыванием чего-то вроде интимного откровения. Но попробую как-нибудь поаккуратнее. Дело в том, что книга издана, как бук-он-деманд, американским издательством с очень походящим названием «Вольный стрелок» (Franc-Tireur) моего друга и замечательного писателя Сергея Юрьенена, а одно из множества достоинств подобного способа публикации – возможность многократного корректирования, добавления, исправления, обновления. Первый, очень спешный, февральский тринадцатого года тиск, вызвал много нареканий у тех (большое, спасибо, всем, кстати), кто книгу купил, особенно на неудачную и неудобную верстку. С начала марта макет был принципиально изменен и вот тут мы подходим к событию, которое вполне законно можно определить отличным чешским словом с ударением на первое «а» – катастрофа. Рано утром 19 марта, часов в пять, когда я встал и начал привычно собираться в обычную для моих вторников поездку в Новокузнецк (туда 230 км и столько же обратно) в телефонном мэйлере обнаружилось письмо от неутомимого Юрьенена с приложенной промежуточной версткой (ему пришлось решать проблему с наслоением букв в словах с надстрочными знаками, каковых в чешском каждое второе) и просьбой добить, собственно форматирование. Этот его ранний привет буквально означал следующее – до публикации (начала продаж на сайте новой редакции) каких-нибудь пара, тройка часов моей собственной работы. Но именно в это утро я ничего не мог сделать. Ехать все равно надо, надо – это мой хлеб, долгие и утомительные поездки. И я уехал, со слабой надеждой хотя бы вырваться пораньше, но и этого не получилось. Вернулся даже позже обыкновенного, уже после девяти вечера. Но с таким страстным желанием не сдать Москву, то есть, увидеть завтра книгу в продаже, что не лег немедленно после ужина спать, как было у меня заведено годами после таких путешествий, а к изумлению моих родных включил бук и принялся пахать. 460 км за рулем и восемь часов всяческих переговоров — это много, поэтому, несмотря на весь мой несомненный, стахановский энтузиазм, без нескольких минут одиннадцать, закончив примерно половину всего объема требующих ревизии абзацев, я встал, зашел в соседнюю комнату и честно сознавшись своим болельщикам, что сдался и добью завтра, пошел чистить зубы. А еще через пару минут случилось вот, что. Той самой комнаты, в которой я в тот вечер выявлял сильные стороны характера, а мог бы просто по обыкновению спать, после наконец отгоревшего трудового дня, не стало.

ВК: Это вы фигурально выражаетесь или пожаром занялся ваш текст?

СС: Нет, снесло крышу. Буквально. То есть, годами выдавливая и наконец продавив все-таки перекрытия, в комнату ввалилась, попутно снеся и пол, и квартиру моего соседа снизу, декоративная башенка шикарного сталинского ампира. Потом неунывающие сотрудники МЧС мне сообщили, что ставшее вдруг авиабомбой произведение архитектурного искусства, почти 70 лет украшавшее мой дом с царским курдонером, весило 35 тонн. Извлеченный дня через три из завал бук был похож на меланхоличный кусок древнего известняка с берега Томи, но, правда, винчестер, добытый из его нутра, данные в конце концов отдал. Что касается меня самого, то, окажись я не в ванной с зубной щеткой, а под простыней, просто уставшим водилой после межгора, то, думаю, едва ли от этой простыни особо отличался толщиной и синевой. И данные из моей плоской головы, какой уж там никто не ведает формат, наверняка бы, уже не вытранслировались. Вот и получается, что именно благодаря рассказам Швейка о том, как по известным всем причинам форменные брюки прилипают к телам павших в бою воинов, меня самого от диванчика по тем же физиологическим причинам отклеивать и не пришлось. Он, кстати, диванчик, согнулся от прямого попадания буквой «г» и был засыпан примерно тремя метрами плотного утрамбованного строительного мусора. Его пришлось выбросить, как и почти все, что было в доме. Кроме нас, трех выживших теплокровных.

ВК: Могу только поздравить. Но возвращаясь к началу вашего рассказа, а какие еще преимущества у принт-он-деманд?

СС: Кроме функций оберега и ангела хранителя того, кто обращается к этому благословенному и самому современному из всех в 2D-возможных способу издания? О, ну это длинный разговор. Причем не без привычно набухающей слезы по поводу родных осин у милой сердцу завалинки. То есть упоминания о фактическом исчезновении в России наших дней привычной, вековой модели взаимодействия творец-продавец в сфере словесности. Грубо говоря, авторская чечевичная похлебка при уступке прав стала с некоторых пор слезой – умыться еще можно, а жажду или голод утолить уже никак. То, собственно, за что некий творец традиционно соглашался поступиться своей свободой распоряжаться собственным творением, а именно, издательский кредит доверия, с его авансами всех видов и капвложениями в раскрутку, ну, или чище говоря, продвижение автора и его текстов, как нынешних, так и грядущих, не выдается больше ни под какие поручительства. Издательства из категории толстосумов и предпринимателей перешли в разряд, таких же ловцов удачи, что и голозадый автор. Фактически все они предлагают и давно уже разнообразным сочинителям среднего звена и ниже, к которым я, безусловно, должен себя отнести, за посредничество лишь одно, не деньги и не лавры венков, а тавро. Именно так. Что-то вроде заветной печати ювелира, штампика, ага, не сомневайтесь, это и вправду 999-ая проба, не подзаборная какая-нибудь медь самоварная, мы, всей нашей историей собраний сочинений, это подтверждаем. Таким образом, чтобы признать свою фактическую, самими обстоятельствами данную свободу и независимость в этой ситуации нужно совсем немного, забыть о тщеславии. Даже не так. Просто понять, что со всей традиционной схемой литературного бизнеса и быта пошла на слом и вся его система мер и весов. Мир перешел на метры, так к черту аршины и золотники.

ВК: А что на счет шкалика и четвертинки?

СС: Нет, меры жидкого как раз оставляем. Потому, что естественны и натуральны в случае бук-он-деманд, с его основным, очень русским, между прочим, принципом — налил и выпил. Ну, например, я ведь не только за полгода смог трижды исправить, дополнить, даже обложку разок поменять у вольно-стрелковского издания «Комментариев» к «Швейку», мне удалось, за год всего лишь, благодаря энтузиазму и, главное, бук-он-демандовскому инструментарию Сергея Юрьенена, взойти на то, на что я и вовсе при жизни не надеялся – переиздать все мои прежние романы, включая большебукериата «Игру в ящик» с полной авторской ревизией текста и плюс в обложках, которые мне по душе, а не в той, например, какой однажды стошнило в приступе, наверное, самой жесточайшей его мизантропии и ненависти ко мне лично писателя и по совместительству дизайнера издательства «Геликон Плюс» Дмитрия Горчева. Иными словами, бук-он-деманд, делает автора современным, как хороший гаджет, быстрым, легким и свободным. Меняет базовые и фатальные, похожие на смертный приговор, принципы классического книгоиздания: семь раз отмерь – один отрежь, потому что слово не воробей, не вырубишь топором, и это по одной простой причине, потому, что текст в бук-он-деманде фактически никогда от автора не отчуждается. Автор всегда остается его единственным и полновластным хозяином. Каким был и всегда будет, ну, скажем блогер в своем Живом Журнале.

ВК: Да, очень, кстати, насколько помню, вы и в ЖЖ публиковали комментарии. После этой публикации отзывов-помощи-поправок, наверное, и потребовались переиздания?

СС: Нет, свежее третье переиздание этого лета потребовалось из-за новых документов этой весной обнаруженных в пражском Центральном военном архиве (Vojenske Ustredni Archiv). А в ЖЖ я работал. То есть буквально создавал книгу. Это было чем-то вроде открытой лекции-семинара в Московском университете времен Грановского и Герцена. Очень бодро стартовав 28 июня одиннадцатого года, я за восемьдесят шесть шагов, те есть последовательно выкладываемых для обсуждения фрагментов, уже героически, как ломовая лошадь в шубе мыла, поставил точку 25 июля двенадцатого. На самом деле, таким образом, путем открытой дискуссии, обсуждения и правки, делаются хорошие программные продукты. Например, операционная система Линукс, ныне всем и каждому знакомая по нику из мира мобильности – Андроид. Отец и вдохновитель Линукса Линус Торвальдс, однажды, шутя, говорил о том, что в случае, когда честно и открыто делишься своим результатами с другими, эти, другие, сами легко отдают свои, не претендуя даже на авторство общего продукта. Еще лучше сказал его товарищ Эрик Реймонд: «При достаточном количестве глаз все ошибки лежат на поверхности». Все эти постулаты прекрасно были подтверждены в моем собственном опыте открытого любительского литературоведения.

ВК: Так что же, получается, вы первооткрыватель такого метода литературного исследования, блогоприобретательства?

СС: Смешно, сказали, блогоприобретательства. Хорошо. Но нет, конечно, нет, я не был вовсе первооткрывателем такого способа наращивать жирок, были у меня примеры и предшественники из мира и самого литературоведения. Писатель Андрей Левкин году в две тысячи девятом или восьмом публично, именно в ЖЖ, довольного долго и занятно разбирал рассказ Ивана Алексеевича Бунина «Чистый понедельник». Ну, а ученый и педагог Олег Лекманов, чуть позже Левкина, но точно также в ЖЖ, совершенно сходным способом создавал свою книгу комментариев (кстати, ставшую потом вполне себе бумажной) к «Египетской марке» Осипа Мандельштама. В общем, не слишком я был и оригинален, но, точно очень активен и эффективен. В результате диапазон тех, кто помогал мне самым разнообразным образом от доброжелательной критики до строгого совета, включал все культурные и социальные старты любителей романа, буквально, от небожителей — больших филологов Олега Проскурина и Михаила Безродного или поэта и публициста Натальи Горбаневской, до самых простых русских бизнес-экспатов в современной чешской глубинке, охотно меня, сибирского выскочку, наставлявших на счет особенностей чешского разговорного в пивной и на футболе.

ВК: А вы-то сами, когда вошли в круг любителей… когда впервые прочли «Швейка»?

СС: Я думаю тут правильнее говорить не о контакте на уровне второй сигнальной системы, чтения, а на уровне первой, то есть, самых простых чувств, зрительных и тактильных. Иначе говоря, с бравым солдатом в крови я, видимо, уже родился. Да-да. Квартира моих родителей больше напоминала библиотеку, чем место для жилья, и на одной из плотно забитых полочек широкой самодельной этажерки в моей детской комнате в общем ряду всегда и неизменно выделялись два розовых томика огоньковского, пятьдесят шестого года, издания «Швейка». Так это розовое, мясо-молочное, с детства мне и светит, манит и ведет. А почему, я узнал, то есть, прочел наконец и первый, и второй том, мне думается, впервые классе в шестом или седьмом, лет в тринадцать, двенадцать получается. Но тогда, конечно, осознал еще не вполне ясно, что же именно должен был продемонстрировать Швейк, и главное, зачем, когда пани Вендлерова ему скомандовала: «Снимите башмаки и брюки. Покажите…» А когда стал и такие нюансы просекать, уже был, по счастью, способен находить гораздо более смешным то обстоятельство, что бравый поручик Лукаш считал чехов чем-то вроде подпольной организации. То есть, я, можно сказать, как дерево, чтобы обзавестись новым годовым кругом мудрости, перечитывал роман Гашека раз в год, и в конце концов, лет в двадцать пять, пришел к мысли, что должен рано или поздно с языка перевода перейти на прячущий, определенно, совсем уже конечный код всей правды жизни язык оригинал. Жил я тогда, будучи аспирантом Института горного дела, в Москве и даже успел сделать первый шаг к мечте – а именно на втором этаже бука в Столешниковом купил большой и толстый «Чешско-русский словарь».

ВК: В Столешниковом? Там, помнится, два было букинистических. Один напротив магазина «Вина», а второй у кафе «Красный мак». Вам у какой отравы счастье привалило?

СС: У традиционной. Наискосок от винного. Так вот, эта была потрясающая книга, как ничто иное иллюстрирующая всю суть западно-славянского взгляда на абсурд бытия, как нечто естественное и само-собой разумеющееся. В моем экземпляре книги из-за какой-то накладки в типографии отдельные тетрадки, а их десятки в таком талмуде, оказались сложены и сшиты в произвольном порядке. Иначе говоря, за любой буквой в самый непредсказуемый момент, могла последовать любая, с полным презреньем, как к русскому, так и к чешскому алфавиту, то есть, с крыжиками и без, буквы вначале слов и в средине буквально выпрыгивали одна за другой в совершенно швейковском веселом, идиотическом беспорядке. В общем, это был скорее благосклонный знак судьбы, очередной перст указующий, нежели подспорье в будущем чтении на языке оригинала. Которое, собственно, началось реально гораздо позже, тогда, когда уже существовал в природе прекрасный продукт компании ABBYY Lingvo. Другое дело, что избавление от посредника, в виде не менее бравого, чем сам Швейк, переводчика Петра Григорьевича Богатырева, принеся само по себе и чувство законной радости и чувство глубокого удовлетворения, однако, вопреки всем ожиданиям, не сделала немедленно все тайное знание явным. Задачу не решило. Наоборот, то, что казалось прежде не важным, взаимное расположение улиц или героев (у стойки или в зале пивной) вдруг стало ощущаться, как требующее немедленного и полного разъяснения. И вот однажды, отчаянно пытаясь посредством гугла установить связь со старым, используемым у Гашека названием улицы Фердинандов проспект и неким (еще неведомым, но несомненно существующим) современным, я наткнулся счастливым образом на именно в ту пору, я думаю это 2007-ой, буквально на глазах рождавшийся сайт пражанина Ярослава Шерака о романных дорогах Йозефа Швейка. Сообразуясь с логикой уже упомянутых программеров, создателей победоносно шагающего по планете Линукса – если хочешь сам написать операционную систему поучаствуй в создании чужой – я немедленно отправил Ярославу письмо, с предложением взяться и перевести все уже созданные и все будущие страницы его сайта на два более или менее мне известных языка – русский и английский. Ярда обрадовался необыкновенно и дал мне доступ ко всем своим материалам – вот так, с этой счастливой инициативы, с участия в чужом, но идейно близком деле, и начались уже мои собственные комментарии к роману.

ВК: Но есть ведь, наверное, иноязычные комментарии, чем ваш отличается?

СС: Конечно, есть, и, прежде всего на чешском. Хотя тут надо сразу сказать, что Гашек – пария чешского литературоведения. С легкой руки патриарха чехословацкой национальной литкритики и литобразования Арне Новака автор «Швейка» еще в двадцатых годах прошлого столетия был заклеймен, как фигура абсолютно вне поля изящной словесности и благородных форм, достойных не то, что внимания, простого интереса серьезного исследователя. Соответственно, занимались и занимаются писателем и комиссаром Бугульмы по большей части энтузиасты и любители, вроде меня или электрика на пенсии Ярды Шерака. Таким же, просто неравнодушным человеком был и Бжетислав Гула, редактор по профессии и контрактник издательства Синека, который в смутное послевоенное время составил первые развернутые комментарии к роману, 170 страниц машинописного текста. В конце сороковых вместе с коммунистической национализацией издательства Синека и обобществлением прав на гашековский роман присвоенными оказались и неопубликованные еще к тому моменту комментарии Гулы. Они появились за подписью коммунистического пастыря чешской культуры Здены Анчика в первом издании романа в стране уже народной демократии. Это 1953 год. Потом был огромный перерыв, книга на родине переиздавалась, но сама по себе, без приложений и дополнений, и только в 1968 появился вариант с комментариями Милана Янковича, очень бедными и краткими, то есть, если и добавляющие что-то к облаку обширных пояснений Гулы, то такой микроскопический мазок, который англичане не без презрения называют silver lining. Вот собственно и все, в разделе чистых комментариев. Песенка спета. Из того же, что рядом гораздо больше всякой и разнообразной всячины. В 1998-1999 в пражском издательстве Академия вышла двухтомная швейковская энциклопедия Милана Годика и Павла Ланды. Но это уже совсем другая опера. Разбор не столько текста, сколько самого времени, контекста. Прочие авторы, бравшиеся за что-то сходное с анализом романа, например, англичанин Сессил Пэррот, работали и вовсе в малопродуктивном хотя и очень нам всем знакомом русле разбора образа Печорина, как ненужного человека. В любом случае, первоисточники у всех, базовый исторический материал, не выходили по большей части за пределы того, что был введен в оборот еще во времена Бжетислава Гулы. Топтались, получается, на месте, ходили кругами. Одно и то же пережевывали. И в этом смысле, счастливой для меня была вторая встреча в Интернете, на этот раз, с норвежским разработчиком программного обеспечения Йомаром Хонси. (И вновь привет Линукс – плод финского шведа!)

ВК: Концептуально, между прочим, у нас с вами беседа складывается. Есть ощущение, что вы методом, действительно, худо-бедно владеете.

СС: Да я бы сказал, скорее он владеет мной. Судите сами, вот Йомар, он сам нашел нас с Ярдой Шераком, по ставшему тогда, благодаря упорным нашим трудам, уже трехъязычному сайту о романных дорогах Швейка. Этот чудесный человек из бесконечно негашековского Осло, прошедший сходный со мной путь любви от английского перевода Перрота к оригиналу, но гораздо раньше, как оказалось, все свое свободное время тратил на работу в пражских и венских архивах, или же походах по швейковским местам. И это не в пионерском смысле колбасы с белой за ближайшими кустами у конечной остановки автобуса. Нет. В 2010 Йомар натурально повторил романный анабазис, то есть прошел там, где прошел Швейк, или проехал там, где проехал Гашек от Праги с Табором до города Иркутск. Именно введенный этим фантастическим потомком викингов щедро и бескорыстно в оборот нашего скромного любительского круга, причем весь оцифрованный, обширнейший объем документов (от редких текстов ранних рассказов Гашека до армейских формуляров романных прототипов), сложившись с тем, что накопил и собрал Ярослав Шерак (целой библиотекой газетных вырезок, церковных записей и копий полицейских протоколов), позволил уже мне создать качественно иной продукт. Достаточно будет сказать, что в моей книжке сейчас чуть больше миллиона двухсот тысяч знаков, это в машинописных страницах что-то в районе 660-ти, вес явно набран, если считать исходными 170 Бжетислава Гулы. Во всяком случае, мне было очень приятно увидеть на фотографии, сделанной во время юбилейных торжеств в гашековской Липнице, прошедших весной этого года и посвященных стотридцатилетию со дня рождения и девяностолетию со дня смерти автора «Швейка», мой скромный голубой вольно-стрелковский томик на столе президиума, прямо под руками у старейшины всех гашковедов мира Радко Пытлика и внука Ярослава Романовича Рихарда Гашека. Впрочем, еще отраднее было видеть и другое фото – моей чудесной лапушки, раскрытой между парой бокалов пива на столике господы «У чешской короны» и двух людей что-то активно обсуждающих, возможно даже найденное в моем труде. Может быть, точный рецепт морского грога Швейка?

ВК: Думаете? Ну, что же, неплохо закруглились, по-моему. Спасибо.

СС: Да, думаю, все получилось. Тема раскрыта. И на нужной странице.

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>